Максим Солохин

Американский ленд-лиз позволил полумертвому сталинскому СССР выстоять в годы войны против Германии. Эта простейшая истина сейчас не вызывает даже в среде прихожан церкви «святого Сталина» особо бурных протестов. В реальности степень участия США в советском «проекте» была еще выше.

Одним из мифов сталинизма является байка об «успешной самостоятельной индустриализации СССР». В частности, адепты вышеупомянутой церкви верят в невообразимый ум советских чипполин, которые «обманули Запад» и получили дорогостоящее оборудование и технологии «за просто так». Ну, или за вывоз никому ненужного в падающей мировой экономике 20-30-х годов зерна (которого США, Аргентина и Канада производили с избытком).

В реальности, «бурная» сталинская индустриализация продлилась лишь несколько лет — 1929-1933 годы, после чего ее темпы резко пошли на спад. Поскольку сам объем советской экономики был мизерным (около 1-2% от мирового), то и этого хватило, чтобы решить первичные задачи. За эти годы, а также в последующие за ними, США, Великобритания и европейские государства (Германия, Чехословакия, Италия, Франция) сумели оказать действенную техническую и технологическую помощь по созданию базовых отраслей экономики. Ключевой была роль США, как основного поставщика технологий и технических решений, а также Великобритании и Германии, которые поставляли отдельное, часто уникальное оборудование.

В СССР по американскому образцу и с помощью американских проектировщиков было построено и реконструировано несколько десятков металлургических заводов и комбинатов, с помощью американских фирм было создано автомобилестроение и тракторостроение (заводы проектировались в США под «ключ» и практически целиком перевозились в Страну победившего Сталинизма), строились новые электростанции, предприятия тяжелого машиностроения и т.п. Это дало возможность СССР в краткие сроки развернуть и производство основной военной техники — танков, самолетов, орудий, стрелкового оружия, а также боеприпасов и т.п.

Однако с более технологичной промышленностью — электротехнической, нефтехимической, сложным станкостроением, радиотехнической и т.п. видами, случился небольшой затык: если СССР еще мог варить среднего и плохого качества металл, клепать с кучей недостатков клоны фордовских автомобилей (например, качество металла в автодеталях было недопустимо низком), а также производить полученные по лицензии с Запада моторы (доработав их немного), то изобрести самим новые технологии и агрегаты, и уж тем более применить их было практически невозможно.

Наиболее ярко эта ситуация отразилась в нефтехимии: получив в наследство от царской России довольно серьезную нефтедобычу, большевики сумели ее с иностранной, прежде всего, американской помощью в 20-30-е годы серьезно нарастить. Уровень 1916 года с почти 10 миллионами тонн нефти СССР достиг в 1927 году, в 1931 году было добыто более 22 миллионов тонн, а в 1940 — свыше 31 миллиона тонн. Это неплохие показатели, но стоит учесть, что ими советское руководство было весьма недовольно, поскольку планы регулярно срывались.

Серьезное техническое содействие советской нефтянке оказала американская корпорация International Barnsdall Corporation, имевшая в 20-е годы концессию и подряд на бурение в Баку, а также машиностроительная компания Lucey Manufacturing. В советской России фирму называли «Люся»: она поставила новейшее буровое оборудование, электродвигатели, тонны спецсталей, насосы и т.п. технику. Постепенно по американской лицензии в 20-е годы было начато и собственное производство насосов, буров и других видов техники для нефтепромыслов (например, на Сормовском механическом заводе).

Вся советская нефтепереработка в 20-30-е годы также была полностью «завезена» из-за океана: в СССР на уже имевшихся и новых предприятиях строились крекинг-заводы американской фирмы Winkler-Koch. По сути, эта технология оставалась в стране победившего социализма ведущей вплоть до начала 50-х годов. Однако, в 30-е годы в мировой нефтепереработке и моторостроении произошел очередной прорыв, отреагировать на который СССР просто не успел.

Дело заключалось в производстве высокооктанового бензина, который позволял сделать шаг вперед в поршневой авиации (но и не только). Как пишет историк А.И. Иголкин:

В основном в СССР производился для военной авиации бензин с октано­вым числом 74 и совсем немного — 78, в США — с октановым числом 100. По сравнению с 73-м октановым бензином, который применялся в авиации США в середине 1930-х годов, 100-й октановый бензин позволял на 20% уменьшить пробег самолетов до отрыва от земли, почти на 30% повысить бомбовую на­грузку, на 40% ускорить подъем само­летов на милю высоты.

Масштабная программа перевооружения в советской армии и ВВС во второй половине 30-х годов требовала внушительного выпуска новых видов авиационной техники, которая должна была потреблять высокооктановый бензин. Но в СССР он практически не производился (существовало лишь очень примитивное производство с удручающе низкой эффективностью — 5 литров из тонны нефти). Как ехидно пишет либеральный российский историк Марк Солонин:

А в это время (на рубеже 30–40-х) в Советском Союзе кипела грандиозная трудовая битва. Нефтяники Баку «гнали план» по добыче нефти, труженики нефтехимических комбинатов добились новых успехов в производстве авиабензина Б-70, работники авиамоторных заводов развернули выпуск нового поколения двигателей (М-105, АМ-53, М-82), для которых нужен был авиабензин с ОЧ=92–95, огромная армия зэков строила новые гигантские авиазаводы (под это дело 28 августа 1940 года было даже сформировано Управление Особого строительства НКВД СССР).

Зачем нужны были новые авиазаводы? А как же иначе, если была поставлена задача к концу 1941 года иметь на вооружении советских ВВС 22 170 боевых самолетов (и еще 10 457 самолетов в качестве резерва, в составе вспомогательных частей и военно-учебных заведений). Утвержденный 7 декабря 1940-го решением Политбюро ЦК план предусматривал в 1941 году выпуск 20 150 самолетов, в том числе 16 530 боевых. Вероятно, не желая пополнить собой армию подневольных землекопов, никто в окружении Сталина не стал огорчать его вопросом о том, чем же будут заправляться все эти самолеты, если для новых авиамоторов бензин Б-70 годился разве что для протирки подтеков масла, а высокооктановые авиабензины Б-74 (ОЧ=91) и Б-78 (ОЧ=93) производились в объеме, который едва мог обеспечить нормальное боевое применение примерно 1,5 тысячи самолетов.

Как отмечают другие историки, ситуация оказалась еще фестивальнее:

В 1940 г. на отечественных нефтеперерабатывающих заводах было переработано 29 млн 414 тыс. т нефти, в результате выработано всего 883,6 тыс. т авиационного бензина, 3 млн 476,7 тыс. т автомобильного бензина, 5,6 млн т керосина, 1 млн 274 тыс. т лигроина, 1 млн 459 тыс. т дизельного топлива, 413,2 тыс. т флотского мазута, 9,8 млн т топочного мазута, а также 1 млн 469 тыс. т различных масел. Из 883,4 тыс. т авиационного бензина, изготовленного в стране в 1940 г., подавляющий объём составлял авиабензин с невысоким октановым числом — от 70 до 74, предназначенный для устаревших типов отечественных самолётов — истребителей И-15, И-153, И-16, бомбардировщиков ТБ-1, ТБ-3, ДБ-А. этого было почти достаточно. Однако потребность по авиационному бензину Б-78, в котором нуждались новые боевые самолеты Як-1, Як-3, МиГ-3, ЛаГГ-3, Ил-2, Ил-4, Пе-2, Ер-2, Су-2, была удовлетворена всего на 4%.

Вот с таким гениальным планированием («при Сталине был порядок») и обеспеченностью армии новыми видами бензина СССР встретил войну в 1941 году. Однако, советская авиация все же как-то летала и частенько давала прикурить «немецко-фашистскому зверью». За счет чего? За счет американской и британской помощи по ленд-лизу.

Напомним, что всего в годы войны СССР израсходовал около 4,5 миллионов тонн бензина, из которых 3 миллионов тонн приходились на высокооктановые сорта бензина. Из них 720 тысяч тонн были напрямую поставлены по ленд-лизу, а еще 450 тысяч тонн импортных компонентов с октановым числом от 95 до 100 было использовано для смешения с низкооктановым бензином советского производства. Таким способом было получено 1 миллион 117 тысяч тонн авиабензина. Собственное производство в СССР составило около 1,1 миллиона тонн, однако и оно было не совсем «своим», чтобы правильно понимали. Этот бензин производился на заводах, на которые незадолго до начала войны, а также в годы войны было перевезено оборудование из США и Великобритании. При этом твердые гарантии от Вашингтона в технической помощи по строительству новых предприятий и прямым поставкам топлива были получены еще осенью 1941 года. Получается, что без американской и отчасти британской помощи, сталинский СССР банально не имел авиации. Заправлять ее было бы нечем.

В принципе, здесь нет ничего необычного. Почти такая же ситуация, например, была по порохам и компонентам взрывчатых веществ в годы войны в СССР. Без американо-английских поставок и оборудования сталинский СССР дрался бы с вермахтом врукопашную (cм. И.И. Вернидуб. «Боеприпасы Победы». М., 1998). Убожество советской промышленности, неспособной без «заокеанского провода питания» ничего сделать, есть лишь половина картины. Вторая половина заключается в системности царящего бардака, бесхозяйственности и общем слабоумии англо-саксонской советской колонии. Советская система оказалась слишком громоздкой, слишком хаотичной, слишком резистентной к вызовам, требовавшим банальной административной оперативности. Ведь попытки развернуть в «сталинском урановом руднике» производство высокооктанового бензина США и Великобритания начали заблаговременно предпринимать со второй половины 30-х годов. Но итоги оказались плачевными**.

Для советских потребителей это может стать «срывом покровов», но в советской нефтянке и нефтепереработке в 30-е годы трудились сотни и тысячи американских и английских инженеров, технологов, менеджеров и рабочих. Англо-саксонские компании предпринимали титанические усилия по развороту неповоротливой и низкоэффективной советской индустрии. Так, с 1936 года компании Petroleum Engineering и Arthur McKee начали техническое перевооружение нефтепромыслов в Баку и Грозном — туда завозилось дорогостоящее и новейшее американское оборудование под гарантии правительства США. Американские консультанты требовали от СССР начать как можно быстрее освоение перспективного Урало-Волжского нефтеносного района, который получил название «Второй Баку».

Как пишет историк Б.М. Шпотов в книге «Американский бизнес и Советский Союз в 1920-1930-е годы«, в 1938-1940 годах в районе Уфы должен был быть построен мощный нефтехимический комплекс, позволяющий выпускать высокооктановые сорта бензина. С американской стороны проект вели Universal Oil Products, American Locomotive в лице ее подразделения Alco Products, а также Lummus Company. Комплекс должен был перерабатывать нефть из Башкирии, а также низкооктановый бензин из Саратова и Грозного. Строительство комплекса началось еще в 1935 году, однако лишь с большим трудом удалось запустить первую очередь перед самым началом войны. Негативно сказалась тут советская бардачность, когда дорогостоящее оборудование годами гнило под дождем и снегом, а иностранные специалисты не могли толком получать нефть для анализов. В итоге комплекс в Уфе успел морально устареть за почти 6 лет строительства, а 6 других новых нефтеперерабатывающих НПЗ в СССР были приняты в эксплуатацию без очистных агрегатов.

Не лучше обстояло дело и в других регионах. В 1937 году американская Universal Oil Products поставила в Грозный оборудование для начального производства высокооктанового бензина, которое до начала 1940 года валялось без дела на складе. Аналогичная ситуация была и с оборудованием для производства авиационного масла от фирмы Max Miller. Оно гнило под дождями и снегом более 2,5 лет, а затем американские специалисты в авральном режиме, работая по 10-12 часов в сутки, запускали его в строй в 1940 году. В итоге технологический режим все равно был нарушен, а СССР пришлось освобождать фирму от гарантийных обязательств, выплатив дополнительно взятки американским инженерам.

Справедливости ради стоит отметить, что в 1939 году в ответ на советско-германский «альянс» Вашингтон немного ужесточил правила снабжения СССР новейшим оборудованием, которое, как уже известно, часто бесполезно гнило под открытом небом годами. Так, если раньше советские заказы имели режим наибольшего благоприятствования и никак не авансировались, либо покрывались обязательствами Экспортно-Импортного банка, то с 1940 года американские компании стали требовать аванса в 20% от стоимости контракта. При этом в случае разрыва контракта, 10% от его стоимости удерживалось. Впрочем, такое «зверство» длилось не долго — уже с 22 июня 1941 года США снова изъявили желание плотно работать с «советскими партнерами», оказавшимися в долгожданной ситуации мясорубки.

Наладить нормальное, полностью собственное производство высокооктаного бензина в сталинском СССР удалось окончательно лишь после войны и все также с американской помощью. В 1943-1945 годах США перебросили в СССР через Владивостокский морской порт 4100 вагонов с техническим оборудованием для 4 крупных нефтехимических заводов. Первая продукция от них была получена в сентябре 1945 года (Куйбышев).

Так что, если бы у англо-саксонских хозяев «бензоколонки» в кармане не было запасного варианта снабжения советской армии и «народного хозяйства» прямыми поставками высокооктанового бензина, героическая борьба советского народа с гитлеровскими захватчиками могла выглядеть куда более скоротечной.

** — существует более красивая, но и одновременно более конспирологичная версия событий. Согласно ей, внутри советского «франкенштейна» были «саботажники», которые готовили «урановый рудник» к быстрому поражению в будущей войне с Германией. Эта теория пытается этим объяснить «необъяснимые» сталинские репрессии. Примечательно то, что обычно внимание общественности и историков приковано здесь к репрессиям в армии и партийной номенклатуре СССР. Тогда как в советской промышленности они были не менее масштабными и привели к прямому уничтожению десятков тысяч рабочих, инженеров, технологов, директоров различных заводов. Например, на Кузнецком меткомбинате в 1937-1938 годах к расстрелу или лагерям было приговорено более 400 человек, сотни человек были репрессированы на Сталинградском тракторном заводе, Новокраматорском машзаводе, Уралмаше, Магнитогорском меткомбинате и на сотнях иных предприятий всех отраслей в СССР.

Почему я взял слово «индустриализация» в кавычки? Во-первых, потому, что означенный процесс или, что будет точнее, комплекс мероприятий большевицкой партии, ни в коем случае не был естественным. Это было насилие над природой — не только природой как средой обитания, но и над природой характера страны и народа, — в отличие от естественного, постепенного и обусловленного «силой вещей» процесса развития экономики и общества на Западе. Весь этот комплекс усилий и насилий, впоследствии названный красивым словом «индустриализация», преследовал одну, но пламенную страсть: большевики пытались создать ни больше, ни меньше как «индустриальную базу мировой революции». Проще говоря, неестественный процесс был затеян с противоестественной целью — завоевать мир, дойти «до последнего моря», «принять последнюю страну в Земшарную Республику Советов». Среди задач проводимой по-большевицки «модернизации» задача удовлетворения растущих потребностей населения в продуктах промышленной и научной революции стояла если не на последнем месте, то уж точно в самом конце списка.

Каюсь, в этом утверждении тоже нет никакой сенсации — но не считаю отсутствие сенсационности причиной промолчать. С точностью до наоборот: об этом нужно говорить, чаще и тщательней. Гораздо чаще и тщательней, чем это делалось до сих пор. Нужно, наконец, вслух проговорить то, о чём знающие вроде как знают по умолчанию, а незнающие — по тому же умолчанию — понятия не имеют, а именно:

БОЛЬШЕВИЦКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ БЫЛА ОДНОЙ ИЗ СУЩЕСТВЕННЫХ ПРИЧИН НАЧАЛА ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ.

Почему американская элита сочла возможным сотрудничество с большевиками, столь фундаментально вложившись в индустриализацию «Страны Советов»? В САСШ на тот момент существовал консенсус: Британская Империя в её тогдашней, анахроничной и «несправедливой» конфигурации является препятствием для свободной мировой торговли (под мировой торговлей понимали в т. ч. контроль над морскими коммуникациями). Сам мировой кризис конца 20-х — начала 30-х гг. ХХ в. в САСШ считали во многом обусловленным «несправедливым мироустройством», продавленным по итогам Великой войны британо-французским тандемом, — вопреки прекрасным планам Вудро Вильсона и его команды записных идеалистов (на совести которых, кстати, создание «института» организованной преступности в Америке: мафиозные структуры, выросшие, как на дрожжах, на безумном «сухом законе», и после его отмены никуда не делись — до сих пор). Создать противовес британскому владычеству в виде «сухопутного дредноута» виделось вполне разумной мерой предосторожности. Одновременно с этим развернулась ожесточённая борьба между американским и британским капиталом за возможность поучаствовать в возрождении германской промышленности. Драка шла буквально за каждый станок. Разумеется, это такой «взгляд с Сириуса», но он тем и хорош, что позволяет увидеть и описать одновременно всю картину — что называется, одним абзацем. Нюансы я — в угоду формату этой заметки — опущу, и отправлю за ними всё к тому же Г. С. Брину — в его распоряжении предостаточно материала, и он с вами им, без сомнения, с удовольствием поделится.

Совецкая модернизация, как известно, проводилась в соответствии с пятилетними планами. Известно и то, что и первая, и вторая пятилетка, несмотря на сопровождаемые апокалиптическими приписками и туфтой победные реляции, трескотню в «Правде» и «Известиях», дичайшую антишпионскую истерию и прочие прелести, были позорно провалены. Однако лживая трескотня сыграла с тонкошеими вождями и лично товарищем Гуталином роковую шутку: пусть не во всем и не до конца, но товарищи поверили в свою несказуемую мощь. Наклепав к концу тридцатых полтора десятка тысяч танчиков, два десятка тысяч самолётиков и пару сотен тысяч пушечек, большевицкие горлумы решили, что пора начинать давно задуманное.

Спустя всего восемь лет после бесславной потери КВЖД по итогам совецко-китайской войны, которую следовало бы, конечно, назвать второй (после 1922 г.) совецко-японской, большевики предприняли новую попытку наступления — на это раз на озере Хасан. В реальности этот «двухэтапный» конфликт — провокация на оз. Хасан и бои на Халхин-Голе — окончился строго вничью, но совецкая пропаганда, разумеется, раздула из ничьей полную и безоговорочную победу всего совецкого, от ТТХ боевой техники до искусства военной логистики. О том, что из себя представляла великая совецкая логистика, читать без зубовного скрежета и приступов горького хохота невозможно — но, поверьте на слово (не верите — проверьте), удовольствие того стоит.

Операцию по «принятию в Земшарную Республику Советов» мозолившей глаза кремлёвского горца Финляндии готовили с большой тщательностью, но совецкая логистика осталась совецкой, ибо, согласно китайской поговорке, не родится лань от свиньи, поэтому показательное выступление под аккомпанемент шансона от братьев Покрассов и Френкеля «Принимай нас, Суоми-красавица», с треском провалилось, и Большевизия получила на Севере хорошо обученного и мотивированного смертельной опасностью врага. Агрессия против Финляндии всполошила не только Гитлера, но и Америку с Великобританией, которые поняли, что все свои непримиримые разногласия пора убирать с глаз долой подальше. По результатам Зимней войны в Норвегии решили, что предпочтительнее находиться под гитлеровской, а не под совецкой оккупацией. Пожар войны охватывал всё новые и новые страны, неумолимо превращаясь в мировой.

О четвёртом разделе Польши между большевиками и нацистами я говорить не хочу — нет такой задачи, да и места, чтобы перечислить все вешки сползания во Вторую мировую, просто-напросто не хватит.